Валентин Русаков - Трехречье[СИ]
— Эй, княжий сын… а что это ты удумал, — наклонился к нему и тихо спросил Тарин
— Завтра к нам князь Палей пожалует и, я поквитаюсь с ним.
— Ну и дурак… Сомневаюсь что получится, охранители у него ловкие и глазастые, сгинешь бесславно как убивец и разбойник, опозорив при этом память об отце своем.
— Может это единственная возможность за всю мою жизнь… что бы отомстить, — обиженно ответил Талес.
Тарин оглянулся на сидящих в дальнем углу казармы других ополченцев и тихо, но как-то более чем настойчиво начал выговаривать Талесу:
— Вот ты княжьих кровей, а ума у тебя как у стряпухи на постоялом дворе, хоть храбрости и удали не занимать… Убив Палея ты не отомстишь, ты просто обесчестишь себя и свой славный Род, тебя или охранители сразу убьют или потом с позором казнят. Это судьба сына славного князя Васлена?
Талес молчал, сопел и слушал, а Тарин продолжил:
— Лишить их всего… власти, денег и чести, рассказать людям правду о смерти Васлена и вернуть себе то, что принадлежит по праву Рода княжеского. Вот какой должна быть твоя месть!
Тарин откинулся на стену, и раскурил трубку, которую он плотно набивал, пока делал внушение Талесу.
— Как же мне это сделать?
— Нам Талес, нам… Надо только подождать и сделать все с умом.
У Талеса пару раз чуть вздрогнул подбородок, он отвернулся и уткнувшись в соломенный матрас суть слышно почти простонал:
— Сагал…
— Думаю, что и покойный Сагал поддержал бы Тарина, — похлопал я по плечу Талеса.
Он снова сел развернувшись к нам и сказал:
— Хорошо… Двадцать лет ждал, подожду еще немного.
— Вот это другое дело, это разумно, — сказал я и потряс флягой, на дне еще плескалось, и я протянул ее Талесу, — расскажи нам свою историю.
— … Сагал рассказывал, — поморщился Талес, сглотнув крепкую настойку, — что отец… после того как княжна умерла переживал, что не будет наследника Рода. Потом он полюбил дочь купца солевара, мою мать… Но сами понимаете, как могла отнестись княжеская знать к их отношениям, которые они скрывали несколько лет, а потом когда я родился Васлен объявил всем, что собирается жениться, но никто не знал на ком. Тогда Палей и Талий, два брата, старого богатого рода, которым по решению совета Хранителей могла перейти власть отравили отца вином. Отец был сильным… он умер не сразу, а может и яд был слабым, и он уже умирая, признался Сагалу, что у него уже есть сын, т. е. я и попросил обо мне позаботиться и воспитать. А потом воевода поднял мятеж, не поверив в смерть отца…
— Ну дальше я знаю, — кивнул Тарин.
Алкоголь на пару с «анестезией» возымел просто убийственный эффект, голова совсем отяжелела, я прилег на топчан и меня как выключили.
Глава 30
Ужас… было ощущение, что я вчера намешал водки, пива и еще черт знает чего. Болела голова, и сильно мутило. Открыв глаза понял, что еще не рассвело, у входа в казарму горела лампадка на свет которой я побрел, прихватив котелок. Зачерпнул воды из небольшой бочки у входа и вышел на улицу. Свежо… сразу начало знобить. Деревянное строение «туалет типа сортир» находилось у высокого деревянного забора, метрах в ста от казармы, сделав несколько больших глотков я побрел к нему. После экстренной чистки желудка полегчало, и я пошел обратно…
— Что друг, перебрал? — раздался голос сзади.
— Угу… — ответил я, и не оборачиваясь пошел дальше.
— Подожди, посвечу, а то нос расшибешь, — догнал меня караульный с большим масляным фонарем.
— Да не… — хотел было я отказаться и поблагодарить, но вовремя сообразил, что я хорошо вижу в темноте, а вот это знать не нужно окружающим, — Да, не плохо было бы.
— Ты ведь из ополченцев, ну что с Ровного Камня вернулись?
— Угу…
— Много их было?
— Кого?
— Ну икербов.
— Не считал, вроде в два раза больше.
— Хм… а тут люди говорят две тысячи их было.
— Нет, — улыбнулся я, начинающим обрастать небылицами результаты нашего похода, — сотен шесть их было, не больше.
— А… — хотел что-то еще сказать караульный.
— Спасибо что проводил друг, — хлопнул я его по плечу и вошел в казарму.
Умывшись и одевшись, я сел у входа под лампадкой и принялся править точильным камнем лезвие меча. Интересно… ни сколов ни глубоких зазубрин, постарался кузнец. Ничего, потерпи немного Варас, скоро будешь свободен.
— Разреши посмотреть твое оружие? — спросил подошедший ополченец, высокий и крепкий парень с зашитым порезом на лице и повязкой на глазу.
— Вот, — согласился я, и протерев смоченной лампадным маслом тряпкой лезвие протянул ему меч.
— Ого, легкий какой… Хартской ковки?
— Да.
— Очень дорогой, такой целого многодворца стоить может.
— Да он дорого стоит, можно сказать, он для меня бесценен.
— Я видел, как ты бился, ты очень быстрый… научи меня.
— Что ты, — хохотнул я, не скрывая удивления, — мне самому еще поучиться бы.
— Ты еще вот так ногой пинал икерба, — смешно изобразил он подобие прямого удара ногой.
— Ага, было.
— Научи… я заплачу.
— Вот чудак человек… не учу я никого, уж извини друг.
— Жаль…
— Встретишь еще своего учителя.
— Нет, сейчас вернусь домой в посад, и матушка уже не отпустит меня никуда, я один кормилец теперь, отец и старший брат там, на Ровном Камне остались. Я в войско княжеское хотел податься, но разве теперь возьмут меня, такого увечного, без глаза то.
— Зачем тебе?
— Так я семье лучше помогу… в войске кормить будут, одевать… а жалование я бы матушке и сестрам отдавал.
— Попроси сегодня князя, думаю, не откажет он в просьбе герою.
— А что… верно, — расцвел в улыбке парень, — и попрошу!
Когда рассвело, в казарму пришел долговязый, что вчера возился с нами и сказал, что после завтрака князь Палей пожалует, и просил из казармы никуда не отлучаться. По дроге на кухню, я быстро сбегал к лекарю на перевязку. Он снял повязку предварительно залив ее какой-то жидкостью, пару раз придавил шов, убедившись в отсутствии гноя, замазал рану густой кашицей, явно растительного происхождения и снова наложил повязку.
Вернувшись после завтрака в казарму, обнаружили на лавке у входа стопку одежды, чистой и отремонтированной. Мы втроем в отличии от остальных, не собирались тут пробыть весь «реабилитационный» период и принялись укладывать вещи и снаряжение.
— Вы ведь наемники? — спросил подошедший к нам сорокалетний высокий мужик, который как я заметил вышел из битвы как и Тарин, т. е. без ранений… рассеченная бровь не счет.
— Да, — ответил Тарин без особого желания завязывать знакомства и укладывая вещи в свой баул.
— Я Туск свободный охотник. Неплохо стреляю, хорошо мечом владею… Хочу к вам попроситься, мой друг и помощник пал в битве, теперь я один.
Тарин повернулся к охотнику, и внимательно посмотрел на него.
— Найди себе другое занятие, зачем тебе это? Жизнь наемника отличается от жизни охотника.
— И чем же? — улыбнувшись спросил Туск.
— Добыл зверя, продал и вернулся домой к бабе под бок… А у нас жизнь другая…
— Верно, только баба моя померла десять лет назад от горячки болотной, а дом мой у Желтого озера… был, давно когда-то.
Тарин посмотрел на меня вопросительно, на что я ответил:
— Помощь нам конечно не помешает, но ты решай.
— Туск, иногда у наемников такие заказы… ммм… как тебе сказать…
— Я понимаю.
— Мы обсудим и решим, — сказал Тарин, — к обеду.
— Хорошо, — ответил Туск, — отошел к топчану где лежали его вещи и начал переодеться в чистое.
— И что ты думаешь на счет этого охотника Туска? — спросил Тарин подсев со мне на топчан.
— Как боец он наверняка хорош. Возьми его в помощники с испытательным сроком.
— Это как?
— Ну до первого момента, когда мы поймем, что он нам не нужен.
— Хм, а дело говоришь Никитин. Хорошо, на обеде к себе за стол его позовем.
На улице началась какая-то суета, несколько раз проиграли в рог и в казарму влетел запыхавшийся долговязый, осмотрел нас, пересчитал и выдохнув объявил:
— Князь Палей! — и снова выбежал.
Я обратил внимание, что для всех, кроме нас троих и к слову Тукса, прибытие князя было очень торжественным моментом. Вошли трое сурового вида вояки, в одинаково одетых с короткими мечами и в кожаных доспехах. Осмотрелись, затем один вышел и вернулся сопровождая четверых… Первым шел князь Палей, увидев его я еле сдержал улыбку, потому что напоминал он Обеликса из кино, точнее актера, который его играет, т. е. Депардье, практически один в один. Высокого роста, просто огромный живот, редкие волосы из под кроличьей шапки, большой нос картошкой, отекшее лицо и мешки под глазами… да уж, не на пользу ему вероятно управление Трехречьем. Одежды на нем дорогие, кожаная кираса с нашитыми медными квадратами, и короткий меч с явно золотой рукоятью и ножны — произведение ювелирного искусства, не оружие, а экспонат выставки. Следом за ним важно ступал какой-то вояка, за воякой в сером плаще и серых же одеждах шел мутного вида мужик, на груди круглая бляха на цепочке… Хранитель, и рисунок вон на бляхе мне знаком. Позади семенил явный слуга с какой то шкатулкой, все время оборачиваясь назад и подгоняя двоих парней лет по шестнадцать, которые несли носилки типа «сундук».
